Размышляя над нашим капстроительством (строительством капитализма), я все более утверждаюсь в мысли, что один элемент конструкции по недосмотру пока совершенно непригоден для выполнения своей функции.

Наш капитализм строится из компонентов советской системы, и кое-что в нем уже работает. Например, советские партийная номенклатура, наука и преступность вычленили из своих рядов новый класс крупных собственников, который хотя бы ради процветания своей куршавельской малины радеет об эффективности своих российских владений. Советская государственная бюрократия продолжает свою плодотворную работу в качестве общечеловеческой государственной бюрократии, размножаясь без партийного контроля, как крысиное племя в чумной год. В общем, все как у людей.

Казалось бы, свободно разливающиеся силы рынка уже давно должны принести процветание каждому рабочему, солдату и ученому. Конечно, с самого начала было ясно, что им оно достанется не в первую очередь. Сначала ресурсы должен получить новорожденный класс предпринимателей, ключевой элемент новой системы. Однако все сроки ожидания в очереди уже прошли, а до сих пор процветание стихийно концентрируется в чрезвычайно узком кругу удачно устроившихся вдоль нефтяной трубы лиц. И даже развитие несырьевых секторов не уменьшает, а наращивает разрыв в доходах между разными частями народа, что грозит разрывом политическим, с учетом российской истории – крайне опасным. Государство, обнаружившее эту проблему, добросовестно пытается всеми силами остановить стихийный процесс разрыва путем наращивания централизованного перераспределения средств. Это не нравится теоретикам рынка, но на ура принимается народом. А значит, демократическим путем мы снова будем строить избыточно централизованную и огосударствленную политическую и экономическую систему. Возникает вопрос, а как же западные государства решают эту проблему, не полагаясь только на государственные меры перераспределения?

Я утверждаю, что у них есть один дополнительный важнейший элемент рыночного капитализма – система профсоюзов, которая у нас на самом деле отсутствует. Мы упустили из виду эту конструкцию, сочтя ее, по существу, ненужным социалистическим образованием, работающим по ленинскому принципу "профсоюзы – школа коммунизма". Большевистский взгляд на профсоюзное движение заключался в том, что профсоюзы рабочих должны в своей деятельности плавно переходить от экономических стачек к политическим всероссийским забастовкам, запуская тем самым процесс социалистической революции. В советское время профсоюзы, разумеется, лишились этой роли, и остались в системе как

Если структура профсоюза подчиняется структуре работодателя, никакого профсоюза нет

декоративный реликт, изображающий заботу о трудящихся. Основным их занятием стало перераспределение льгот, скудным ручейком капающих сверху на трудовую массу. В советском "треугольнике" директор – секретарь парткома – председатель профсоюза последний играл самую скромную и всегда подчиненную роль. Эта тройка составляла некое структурное единство, воспроизведенное по всей номенклатурной системе снизу доверху. При этом вышестоящая тройка принимала решения, обязательные для тройки нижестоящей. Иначе говоря, совместное решение отраслевого министра, члена политбюро, курирующего отрасль, и председателя профсоюза работников отрасли транслировалось как обязательное к исполнению всем нижестоящим профсоюзным структурам. С точки зрения международного профсоюзного движения, более дикого извращения идеи профсоюза выдумать невозможно. Потому что, если на каждом уровне структура профсоюза подчиняется структуре работодателя, никакого профсоюза нет. Трогательное единство работодателя и профсоюза означает то же самое, что и единство удава с кроликом – поглощение первого вторым.

Так вот, сюрреалистичность современной ситуации состоит в том, что у нас давно нет ни отраслевых министерств, ни членов политбюро, отвечающих за отрасли, но у нас в неизменности сохранилась структура отраслевых профсоюзов. Они до сих пор называются "профсоюзами работников такой-то отрасли", формально объединяя владельцев – членов советов директоров, бухгалтеров, рабочих, инженеров, уборщиц и охранников в единой структуре, занятой исключительно сбором членских взносов и организацией льготных путевок.

Но, господа товарищи, с чего вы взяли, что у рабочего, инженера и бухгалтера – одна профессия, если они заняты на заводе, принадлежащем одной отрасли? В западном мире профсоюзы организованы именно по профессиональному признаку – пилоты отдельно, диспетчера отдельно. И если пилоты бастуют, то они принимают в расчет только свои, сугубо рыночные, конкретно торговые интересы, заявляя всем владельцам авиакомпаний в стране, что минимальная стоимость труда пилота теперь составляет столько-то евро в час, и ни цента меньше. И по барабану им интересы тех же диспетчеров, инженеров, стюардесс и аэродромных рабочих. Потому что классический профсоюз не имеет ничего общего ни с коммунизмом, ни с классовой борьбой, ни с классовой солидарностью. Профсоюз – это торговое объединение продавцов труда определенного типа и качества. Английский термин "trade union", которым там обозначают профсоюз, можно перевести и как "торговый союз". С точки зрения рыночной теории это – попытка монополизации рынка определенного вида труда в интересах продавцов этого труда и против интересов покупателей – работодателей. А поскольку работодатель является организатором взаимодействия разных видов труда на одном предприятии, то отчасти монополия торговли конкретным видом труда действует и против интересов представителей всех других видов труда. Забастовка пилотов лишает дохода не только владельца авиакомпании, но и всех его работников, не говоря уже о неудобствах для пассажиров. Более того, любая уступка в зарплате по результатам забастовки – это не только уступка за счет прибыли капитала. Победители в торговом споре неизбежно получат свое и за счет зарплаты других работников в процессе реоптимизации расходов, которое вынуждено будет выполнять предприятие с учетом новой цены одного из видов труда.

Так вот, такие профсоюзы, законно монополизирующие каждый свой рынок труда, действительно работают на пользу своих членов, отжимая в жестком торге все, что только можно. Они уступают работодателям ровно столько, сколько нужно, чтобы торговое партнерство не было разрушено. По рыночной теории, это даже плохо, поскольку монополист устанавливает завышенные цены на свой товар. Но дело в том, что рынок работодателей тоже никак не является аморфной массой многочисленных покупателей рабочей силы. Он отчетливо структурирован, и во

Профсоюз – это торговое объединение продавцов труда определенного типа и качества

многих местах практически монополизирован. Градообразующее предприятие фактически осуществляет монопольную покупку рабочей силы, неизбежно занижая ее цену в свою пользу. А для редких профессий (например, для ученых определенной науки) даже в масштабах страны может существовать монополия на покупку их рабочей силы, если на всю страну есть только пара институтов по данной специализации. Таким образом, сложившаяся в западных стабильных экономиках система профсоюзов представляет собой систему монополий торговли разными видами труда, уравновешивающую аналогичную систему монополий работодателей. И, смею предположить, что именно эта система трудовых монополий, действуя по-рыночному (то есть каждый за себя), добивается в конце концов разумного распределения национального богатства между трудом и капиталом и разумно ограниченного разрыва в доходах населения.

А что же у нас? А у нас отраслевые профсоюзы распространяют свою структуру на уровень предприятия, и практически всякая профсоюзная организация объединяет заведомо противоречащие друг другу торговые интересы разных профессий, да еще и владельцев заодно. Председатель профсоюза в результате озабочен прежде всего судьбой предприятия в целом, а значит – легко принимает логику работодателя, который тоже озабочен судьбой предприятия. Если недовольны своим положением шахтеры-забойщики, они идут к председателю профсоюза не шахтеров-забойщиков (такого нет), а к председателю профсоюза шахты. А тому директор честно предлагает совместно решить, за счет ущемления каких других категорий работников можно поднять зарплату забойщикам. Разговор заканчивается ничем, пока забойщики не устроят стихийную стачку безо всякого профсоюза и, соответственно, без юридической защиты, без организации, без поддержки общественности.

С точки зрения рыночной системы такие переговоры с профсоюзом – полный абсурд. Представьте себе, что вы пришли в супермаркет, набрали корзину продуктов и обнаружили, что на один из них цена повысилась. И вы вместо того, чтобы заплатить требуемое или отказаться от покупки, настаиваете на том, чтобы кассир снизил цену на любой другой продукт, оставив сумму неизменной. А кассир соглашается, например, потому, что вы знакомы с его начальником и можете его уволить.

Эта система напоминает мне одно забавное европейское изобретение. В городах бывает, что кто-то за плату соглашается выгуливать по утрам собак своих соседей. Так вот, однажды в Женеве я увидел такого профессионала. Он вел целую свору собак, не прилагая существенных усилий для контроля над ними, потому что не держал каждую собаку за отдельный поводок, а сначала сцепил их короткие поводки в один узел, и вот этот-то узел уже контролировал с помощью одного общего поводка. Все рывки любой собаки тут же компенсировались ответными злобными рывками других, и собаководу оставалось лишь удерживать случайную небольшую равнодействующую собачьих сил. Принцип очень простой – объединение разнонаправленных сил сводит результат к нулю. Наша система псевдопрофсоюзов и представляет собой именно такое объединение сил. И работает такое профсоюзное единство не на благо наших людей труда, а исключительно в интересах куршавельских проституток, на которых проливается золотой дождь лишней прибыли российского капитала.

Нам надо практически заново создавать систему настоящих профессиональных союзов, прежде всего, выбросив из этого понятия дух межпрофессионального единства, являющийся реликтом эпохи социалистического строительства. Я, например, хочу платить взносы не "профсоюзу работников такой-то промышленности", а профсоюзу научных сотрудников моей специальности, который вычислит единую по России достойную минимальную зарплату для ученых моего ранга и остановит забастовкой все те учреждения, где людям моей профессии недоплачивают. В этом – мой личный шкурный интерес, на котором и работает рыночная система.

А насчет общих интересов народа я проголосую за какую-нибудь партию или статью напишу вроде вот этой. Просто не надо путать одно с другим. Профсоюз – это нормальная торговля за свои кровные доходы. Политикой занимаются совсем в другом месте. Возможно, партии должны приложить усилия к формированию новой профсоюзной системы в целом, как они прикладывают усилия к формированию других важных элементов рынка. При этом, замечу, совершенно исключено прямое участие партийных деятелей в профсоюзах (пример ФНПР и Андрея Исаева – прим. ред.). Это скомпрометирует политика точно так же, как участие в бизнесе компрометирует законодателя, потому что

Нам не хватает мрачных мужиков, которые могут шарахнуть кулаком по столу директора и сказать “Баста!”

борец за общее дело не должен слишком уж явно бороться за свои личные интересы. А профсоюз, как и бизнес – система борьбы за личный, сугубо материальный интерес. Поэтому должно появиться новое поколение профсоюзных деятелей, психологически отличающихся и от политиков, и от бизнесменов. Они должны вырастать из профессиональной среды и иметь уважение профессионалов, но при этом проявить склонность к жесткой торговле за интересы своей категории работников и способность организовать коллег на коллективные выступления за свои рыночные интересы. Ничего политического, только узкопрофессиональная солидарность ради максимальной зарплаты. Неужели нам так трудно найти таких людей? Или работодатели вовремя их подавляют, прекрасно понимая, что настоящий профсоюзный вожак для них – самая серьезная проблема?

Однако без таких вожаков никакого сбалансированного рынка у нас не сложится, я в этом уверен. Может, нужны законодательные инициативы, дающие более серьезные гарантии профсоюзным лидерам, чем те, что есть сейчас? Создать для них школы выживания, раздать им бронежилеты, сажать бизнесменов и госчиновников за угрозы в их адрес? Все это шутки, но проблему нужно как-то решать. У нас уже сложился переизбыток государственной и корпоративной бюрократии, в совершенстве освоившей науку нравиться непосредственному начальству. Нам не хватает мрачных мужиков, которые могут шарахнуть кулаком по столу директора и сказать "Баста!".