На холостом ходу
Вопрос этот не так прост, как может показаться на первый взгляд. В том, что современный российский трипартизм не является основным регулятором социально-трудовых отношений и мало влияет на социальную ситуацию, согласны практически все независимые наблюдатели и эксперты. Но означает ли это, что его влияние вообще можно сбросить со счетов? Втягивая предпринимательские организации и профсоюзы во взаимодействие друг с другом и с представителями государства, он умеряет притязания сторон, делает их отношения более предсказуемыми и в какой-то мере сглаживает возможные конфликтные ситуации.
Но не менее очевидно и другое. Превращая, пусть и номинально, профсоюзы и их руководство в «партнеров» бизнеса и государства, трипартизм повышает их общественный статус, создает ощущение (по крайней мере у их функционеров) своей востребованности и тем самым помогает им поддерживать статус-кво. Не подвергается сомнению и система, при которой доходы профсоюзов гарантируются сбором членских взносов через государственные и корпоративные кассы, а доставшаяся в наследство от советских времен собственность остается их законным достоянием. Они выступают также с различного рода акциями (в том числе протестными), однако эффективного сцепления с персоналом предприятий и компаний не происходит. В крупных корпорациях профсоюзные организации и их руководство находятся большей частью под патронатом собственного менеджмента. Что же до мелких и средних компаний и предприятий, то в них профсоюзы либо слабы, либо отсутствуют вовсе. Случаи, когда они реально выполняют свои защитные функции, крайне редки и являются скорее исключением, нежели правилом. «Низы» в основной своей массе с этим мирятся и защиты своих прав у профсоюзов не ищут. А профсоюзные «верхи» свыклись с этим и продолжают жить своей, всецело их устраивающей жизнью.
Власти и их социальные ведомства такое положение дел также вполне устраивает: свое участие в регулировании социально-трудовых отношений они обозначают, с социальными партнерами взаимодействуют, систему в рабочем состоянии поддерживают. А тот факт, что система эта работает вхолостую или почти вхолостую, они предпочитают не замечать. Понимая, что социальная стабильность от нее никак или почти никак не зависит, они уповают на иные методы и формы социальной инженерии, главным из которых становится новый государственный патернализм. Но одновременно опробуются и иные, либерально-рыночные методы, дающие порой непредсказуемый эффект. Тот факт, что все эти методы разрабатываются и принимаются вне какого-либо участия двух других сторон «треугольника», их не только не беспокоит, но даже вполне устраивает. А когда принимаемые решения не срабатывают или срабатывают в обратную сторону (как это происходило с монетизацией льгот и происходит с реформой ЖКХ), власти предпочитают опять-таки находить выход из затруднительных ситуаций без посторонней помощи.
Таким образом, как и у профсоюзов, у власти также отсутствует «сцепление» с теми, кого принимаемые решения напрямую касаются. Однако в данном случае эти решения не остаются на бумаге, а напрямую сказываются на положении миллионов и миллионов сограждан. Дефект нынешней трипартистской системы как раз в том и состоит, что она не приспособлена для такого сцепления, находится вне основных «силовых линий», определяющих параметры общественно-политического развития.
Поле, где расположены эти линии, формируется на основе самодеятельности его наиболее значимых и влиятельных игроков, которые взаимодействуют по «праву сильного». И если одни игроки при этом располагают и полномочиями, и ресурсами, то другие практически лишены и того и другого.
Весьма комфортно ощущает себя в трипартистской системе и крупный бизнес, который, как и государство, вовлечен в нее лишь маргинально. От его имени здесь выступают союзы работодателей, причем в роли таковых, как правило, представлены предпринимательские организации, для которых участие в согласовании социально-трудовых отношений – функция далеко не главная.
Как видим, все три участника системы более чем удовлетворены ее нынешним состоянием и, судя по всему, не собираются ее менять. Между тем, если выйти за рамки чисто корпоративных, узкогрупповых интересов, то мы должны будем наши выводы серьезно скорректировать.
Корпоративное и общественное
Данная система регулирования социальных отношений не просто неэффективна. Она подпитывает иллюзию, что социальное партнерство в стране существует и все нужное для его сохранения и упрочения уже сделано или почти сделано. Впрочем, вопрос не только и не столько в иллюзии самой по себе. В том, чтобы трехсторонние механизмы сохранялись в своем нынешнем виде, заинтересованы и их непосредственные участники, и высшие эшелоны власти, по эскизам которых выстраивается нынешняя политическая система. Созданный на ее периферии механизм, номинально заполняя институциональный вакуум, освобождает политическое пространство для совсем иных, «силовых» механизмов, задающих основные параметры реальных политических отношений.
Вполне устраивает этот механизм и ту часть правящих верхов, которая исходит из принципов свободного рынка и не приемлет любых его системных ограничений. Для них периферийный трипартизм – это максимум того, что может существовать, не создавая помех для основанного на свободной конкуренции социального рынка.
Однако насколько такого рода позиции и основанная на них политическая стратегия (или, точнее, стратегии) отвечают интересам общества и способствуют ли они достижению покоящейся на прочных основаниях социальной стабильности? Представляется, что эту сверхзадачу ни та, ни другая стратегия решить не в состоянии. Первая из них ориентируется на популистские приманки и упоминавшийся выше новый социальный патронаж, вторая – на «свободу выбора» для тех, кто вписался в рынок, и благотворительные подачки для их менее удачливых сограждан.
А это значит, что обе они блокируют создание системы, при которой каждая из сторон «треугольника», то есть государство, бизнес и общество в лице его наиболее авторитетных организаций, активно взаимодействуя друг с другом, согласуют свои интересы. Как свидетельствует опыт «стабильных демократий», уже давно сдавших в архив традиционный трипартизм, именно на основе «нового социального партнерства» может быть достигнута социальная устойчивость, способная выдержать не только конъюнктурные колебания рынка, но и серьезные кризисные ситуации, от которых не застраховано ни одно общество.
Но если под этим более широким углом зрения взглянуть на тех же игроков системы, о которых шла речь выше, то мы должны будем серьезно скорректировать только что сказанное об их интересах и предпочтениях.
С точки зрения государства как выразителя широких общественных интересов наличие «периферийного трипартизма» не только не способствует реализации этих интересов, но, напротив, отвлекает его от выполнения этой коренной его функции. Но данная система устраивает различные фракции его чиновников и политиков, преследующих свои особые интересы, и тот факт, что эти интересы выдаются за общегосударственные, лишь способствует консервации трипартизма в его нынешнем, усеченном виде.
Бизнес, лишь номинально участвуя в трехстороннем взаимодействии, фактически остается один на один в отношениях с властью. Тем самым он попадает в почти полную зависимость от «доброй воли» и самой этой власти, и ее силовых ведомств. Он оказывается не в состоянии реально участвовать в выработке социальной стратегии государства, а его социальная ответственность превращается в обязанность, не имеющую сколько-нибудь четко очерченных границ.
Не столь уж однозначны и плюсы, которые бизнес получает от трипартизма в сфере социально-трудовых отношений. Свобода рук, которой здесь располагает работодатель, одновременно предполагает и свободу рук «работополучателей», и при отсутствии авторитетных и публично санкционированных договоренностей эта взаимная свобода может обернуться опасными для обеих сторон и для всего общества последствиями.
Напрашивается вывод, что наиболее заинтересованы в сохранении трипартистских структур в их нынешнем виде профсоюзы. Но, как уже было отмечено, такая заинтересованность имеет место лишь на уровне их руководства, да и то скорее всего не безоговорочно. Если же исходить из интересов профсоюзного движения и трудовых коллективов, то существующая трипартистская система скорее контрпродуктивна, она не в состоянии помочь профсоюзам реализовать те защитные функции, для которых они и существуют.
Одна из причин слабой эффективности профсоюзов – отсутствие связей и взаимодействия с организациями гражданского общества. Между тем за рубежом правозащитные и некоторые другие НКО все активнее проявляют себя там, где нарушаются права человека, этические и иные нормы социально-трудовых отношений. Такого рода вмешательство стимулирует активность профсоюзов и способствует их сближению с НКО. Нет сомнения, что подобный эффект был бы получен и в России. Вступив в непосредственные отношения с НКО, профсоюзы не только нарастили бы свой собственный политический вес, но и существенно укрепили бы всю нынешнюю, пока еще очень слабую, инфраструктуру гражданского общества, частью которой они, пока что в основном номинально, являются.
Разумеется, включение профсоюзов в систему реального, а не чисто формального социального партнерства потребовало бы серьезной их организационной перестройки. Поэтому ожидать, чтобы в своем нынешнем виде они выступили застрельщиками или хотя бы заинтересованными участниками столь назревшей реформы трипартистских учреждений, довольно трудно.
Отстраняя организации гражданского общества от трехстороннего взаимодействия, существующая в России трипартистская система ставит их в явно неравновесное положение по отношению к другим акторам социальных и политических отношений, то есть прежде всего государству и бизнесу.
Страдают от такой изоляции все – и государство, и бизнес, и гражданское общество. Но если государство и бизнес не лишаются при этом ни своих прерогатив, ни своих основных функций, то гражданское общество и его организации вообще оттесняются в маргинальное положение. Тем самым надолго программируется их крайне ограниченное участие в политической жизни. Что же до системы власти в целом, то она оказывается не в состоянии опереться на базовое согласие основных социально-политических сил и остается подверженной влиянию тех из них, у которых на данный момент больше шансов одержать верх.
Сломать или перестроить?
Выход из сложившейся ситуации напрашивается вроде бы сам собой. Нынешнюю трипартистскую систему нужно либо сломать и на ее месте создать новую, современную систему трехстороннего партнерства, либо коренным образом перестроить с тем, чтобы она оказалась в состоянии такого рода партнерство реализовать. Представляется, что второй путь более предпочтителен, поскольку он позволяет не создавать нечто новое и непривычное, а, используя уже существующие механизмы, добиться тех же результатов гораздо более простым и надежным способом.
Еще существеннее другое, а именно необходимость создавать новую систему не сразу, не в «окончательном» виде, к чему ни общество, ни государство еще не готово, а идти к ней постепенно, шаг за шагом. Такого рода поэтапное развитие позволит не копировать те или иные «образцы», а выстраивать механизм трехсторонних отношений, органически вписывающийся в существующие в стране и в обществе условия. Но это не будет просто приспособление их к этим условиям: начнется их обратное воздействие и на гражданское общество, и на политическую систему страны. Тем самым будет создан вектор общественно-политического развития, не нарушающий ее самобытности и одновременно способный вывести ее из той заводящей в тупик цикличности, о которой так много пишут и говорят.
Итак, наиболее простой и надежный путь – попытаться «создать» обновленную модель из того «подручного материала», который уже имеется в наличии. Этот «материал» – существующая трипартистская система и те структуры гражданского общества, которые могут быть инкорпорированы в эту систему с тем, чтобы она зажила новой жизнью.
Наиболее подходящими участниками обновленной системы со стороны гражданского общества могли бы стать, например, созданные в Центре и регионах общественные палаты, а точнее, делегированные ими полномочные представители. В составе палат, как известно, есть политические деятели и специалисты, не понаслышке знающие социально-экономические проблемы, от решения которых зависит наше ближайшее и более отдаленное будущее.
Стоит отметить, что и в документах, разрабатываемых нынешними трехсторонними комиссиями, содержатся пункты, касающиеся не только социально-трудовых отношений, но и социального развития территорий. Естественно, что изменение состава комиссий неизбежно приведет к существенному расширению данной части соглашений, и это тут же скажется и на процессе их выработки, и на отношении к этому процессу широкой общественности, средств массовой информации и всего «политического класса». Соответственно, возрастут и требования к представителям организаций и учреждений, которые изначально эту систему сформировали. Статус их будет поднят, они (или те, кто их сменит) превратятся из чиновников и функционеров в политических деятелей.
Понятно, что одновременно поднимется и степень конфликтности как в самих трипартистских структурах, так и вокруг них. Кто-то скажет, что вместо социальной стабильности и согласия новый трипартизм породит и новую нестабильность. Однако есть нестабильность «нормальная» и нестабильность, «выходящая из берегов». Собственно, необходимость избежать этой второй, запредельной нестабильности и предопределяет (наряду с высказанными выше соображениями) нецелесообразность одномоментной замены одной системы другой.
Естественно, отработка конкретных путей и форм предлагаемой реорганизации (а точнее – реанимации) может быть осуществлена лишь специалистами государственного и корпоративного управления при участии представителей всех заинтересованных сторон. Задача непростая, но, как говорится, игра стоит свеч.
